Я – Страж, я охраняю Времени чертог!!! Жизнь для меня – мираж из снов!
ПоследнийФэндом: FMA
Автор: Ка-детка
Бета: Word и словарь Ожегова
Пейринг: Рой\Эд
Рейтинг: R (наверное)
Предупреждение: ООС, POV Мустанга, смерть персонажей, описание казни.
Дисклеймер: все персонажи принадлежат госпоже Аракаве Хирому
… - Рядовой Рой Мустанг! Вы обвиняетесь в государственной измене, разжигании военного мятежа, покушении на жизнь главы государства фюрера Кинга Бредли и убийстве Салема Бредли. Учитывая тяжесть и особый цинизм совершенных преступлений, вы приговариваетесь к смертной казни через расстрел. Приговор будет приведен в исполнение в течение двух суток…
…Вторые сутки я валяюсь на топчане – это единственный предмет обстановки в камере смертников. Не считая рукомойника и унитаза. Меня перевели сюда сразу же по оглашении приговора - в одних подштанниках, предварительно дважды обыскав с головы до ног. Даже повязки с ран содрали… Будем рассматривать это, как комплимент... Или опасение, что я все же попробую удавиться на бинтах или расколотить себе голову об стену… Но самоубийство для меня – непозволительная роскошь. Пока я жив – я козел отпущения, жупел для генералов, проглядевших врага фюрера под самым своим носом. Если умру не по сценарию, то появится повод поискать кого-нибудь еще на эту роль. А из оставшихся в живых близких мне людей подходит для этого лишь Стальной. Так что я позволю расстрелять себя. Покорно и безропотно. Равноценный обмен. Моя жизнь в обмен на жизнь наглого упертого мальчишки с золотыми серьезными глазами и неповторимой кривоватой ухмылкой…
… Жутко болят глаза – здесь постоянно горит свет… Какого-то ядовитого мертвенно-синеватого оттенка. И мои руки при таком освещении – словно у трупа, пролежавшего в воде всю зиму… Да я, в общем, юридически – уже давно мертвец…
Очень хочется спать. И есть. Но заснуть я не могу… Мешает промозглая сырость – мне все время холодно. Мешает раздражающий свет. Мешает зуд под повязками – чешутся заживающие плечо и бок. Мешает охранник, торчащий у двери и не сводящий с меня глаз: Рой Мустанг должен был дожить до суда, а теперь должен дожить и до казни. Мешают мысли… Игра окончена. Я проиграл. Фюрер выиграл… Я остался один. Совершенно один. Хавок и Армстронг расстреляны как зачинщики мятежа на севере… Фьюри, Бреда и Фарман… этим повезло – они погибли в бою... Старший лейтенант Хоукай… Лизу я застрелил сам – это последнее, что я мог сделать для нее. Я виноват в смерти моих подчиненных… Единственных близких мне людей… Они верили мне! Верили! И пошли за мной до конца. И теперь все они мертвы, а я все еще почему-то жив…
Единственный, о ком я не знаю ничего – Стальной. Его арестовали и привезли в СИЗО военного трибунала одновременно со мной – у военной полиции тоже случаются накладки. Когда меня выводили из машины, у дверей в окружении синих мундиров мелькнули до боли знакомые черная куртка и золотистая косичка. Эд успел обернуться и посмотреть мне в глаза… Я успел улыбнуться этим усталым и немного – совсем чуть-чуть – испуганным глазам…
Как странно… Почему я, никогда не чувствовавший влечения к мужчинам, вдруг испытал это противоестественное запретное чувство? И к кому?! К нахальному мелкому подростку!.. Естественно, я ни разу не позволил себе ни взглядом, ни словом намекнуть Стальному о своих чувствах. И дело не в том, что за такие вещи мне грозил трибунал по статье «мужеложство», «растление несовершеннолетних» и «принуждение к сексуальному контакту с использованием служебного положения»… Поведи я дело с умом, Стальной сам искал бы повод залезть в мою постель, уверенный, что именно ему в голову пришла эта чудесная идея. И, конечно, наши отношения я сумел бы сохранить в тайне… Но даже у армейского цепного пса есть честь. А сломать мальчику жизнь ради удовлетворения своей похоти - по меньшей мере, подло…
От голода скручивает желудок. Смертникам полагается лишь вода – в рукомойнике ее вдоволь. Это практично и дешево – к чему зря переводить пищу на тех, кто уже почти мертв… В Столице и так цены на хлеб взлетели до небес…
Когда за мной приходят, я даже вздыхаю с облегчением. Воистину, ожидание смерти – хуже самой смерти.
- Встать! Лицом к стене! Руки за спину!
На моих запястьях защелкиваются наручники.
- Вперед! Голову не поднимать! Смотреть в пол! – трое конвоиров ведут меня вниз. По пустым мрачным коридорам. Значит, публичной казни не будет. Фюрер не хочет рисковать. Железная дверь. Скрежет несмазанных петель режет слух. Невольно морщусь…
- Лицом к стене! Смотреть в пол! Голову не поднимать! – на глаза мне надвигают черную повязку. Я едва успел мельком увидеть место, где окончится жизнь Роя Мустанга. Бывшего полковника армии Аместрис. Бывшего Государственного алхимика. Бывшего… Как красиво расписывается в романах смерть главного героя: у стены залитого солнцем тюремного двора, лицом к взводу солдат, в элегантно разорванной рубашке и с презрительной улыбкой на губах. В жизни все оказывается проще. Сырой подвал, на бетонной стене бурые потеки и щербины от пуль. Возле железной двери – простой деревянный гроб, и крышка прислонена к стене. Босым ногам холодно на цементном полу.
- Если знаешь какую-нибудь молитву – можешь молиться.
- К сожалению, я – атеист.
- Пошел вперед! – грубый толчок в спину. Теряю равновесие и пошатываюсь. Мешают связанные за спиной руки.
- Лицом к стене! На колени!
- Предпочитаю умереть стоя, - избитая фраза наждаком обдирает пересохшее горло.
- На колени, Мустанг!
Подсечка - и я грохаюсь на колени, разбивая их в кровь. Ч-черт! Больно все-таки… Ничего. Осталось недолго, можно и потерпеть. Какая пошлая смерть! Странно… я даже не боюсь… Чего бояться тому, кто потерял все.
За спиной звук передергиваемого затвора. В затылок упирается дуло пистолета. Последним усилием воли сдерживаю невыносимое желание съежиться.
- Последнее желание, Мустанг? Может, хочешь что-нибудь сказать? Или попросить?
- Я хочу спросить… - с трудом сглатываю, - Что известно о судьбе Стального алхимика? Эдварда Элрика?
Маленькая пауза и словно нехотя:
- Об этом не треплются, но ты-то уже никому не расскажешь… Стального алхимика разжаловали, отобрали лицензию и вышвырнули из армии… Плетей всыпали, конечно, но парень крепкий – оклемался… Поговаривают, пару дней назад они с братом свалили из Столицы и из страны…
- Благодарю, - трудно улыбаться разбитыми губами. Трудно, но возможно. К горлу подкатывает комок, глаза и нос невыносимо щиплет. Мальчик сдержал обещание. «Ни за что не умру раньше вас, полковник!»… Я успел еще услышать щелчок спускового крючка и подумать, что умирать счастливым – прекрасно и совсем не больно…
…- Ну и здоров же ты врать, Джегош! «Плетей всыпали, да отпустили… за границу свалил…» Ты ж Стального щенка сам позавчера расстрелял.
- Пасть закрой, понял! Если я в расстрельной команде, так что, по-твоему, сволочь последняя без понятия?! Мне соврать не трудно, а человеку, глядишь, и умирать легче.
Видел, как он заулыбался? И умер хорошо. Спокойно. Мальчишка-то этот – Стальной – то же самое спрашивал. Только про Мустанга. А как я ему сказал, что того выпороли, да разжаловали в рядовые и на северную границу на поселение отправили - так же улыбнулся. Алхимики – они все извращенцы и психи… Давай, бери за ноги… Крышку на место поставь, да пошли выпьем. Вредная у нас работа, все-таки.
Автор: Ка-детка
Бета: Word и словарь Ожегова
Пейринг: Рой\Эд
Рейтинг: R (наверное)
Предупреждение: ООС, POV Мустанга, смерть персонажей, описание казни.
Дисклеймер: все персонажи принадлежат госпоже Аракаве Хирому
… - Рядовой Рой Мустанг! Вы обвиняетесь в государственной измене, разжигании военного мятежа, покушении на жизнь главы государства фюрера Кинга Бредли и убийстве Салема Бредли. Учитывая тяжесть и особый цинизм совершенных преступлений, вы приговариваетесь к смертной казни через расстрел. Приговор будет приведен в исполнение в течение двух суток…
…Вторые сутки я валяюсь на топчане – это единственный предмет обстановки в камере смертников. Не считая рукомойника и унитаза. Меня перевели сюда сразу же по оглашении приговора - в одних подштанниках, предварительно дважды обыскав с головы до ног. Даже повязки с ран содрали… Будем рассматривать это, как комплимент... Или опасение, что я все же попробую удавиться на бинтах или расколотить себе голову об стену… Но самоубийство для меня – непозволительная роскошь. Пока я жив – я козел отпущения, жупел для генералов, проглядевших врага фюрера под самым своим носом. Если умру не по сценарию, то появится повод поискать кого-нибудь еще на эту роль. А из оставшихся в живых близких мне людей подходит для этого лишь Стальной. Так что я позволю расстрелять себя. Покорно и безропотно. Равноценный обмен. Моя жизнь в обмен на жизнь наглого упертого мальчишки с золотыми серьезными глазами и неповторимой кривоватой ухмылкой…
… Жутко болят глаза – здесь постоянно горит свет… Какого-то ядовитого мертвенно-синеватого оттенка. И мои руки при таком освещении – словно у трупа, пролежавшего в воде всю зиму… Да я, в общем, юридически – уже давно мертвец…
Очень хочется спать. И есть. Но заснуть я не могу… Мешает промозглая сырость – мне все время холодно. Мешает раздражающий свет. Мешает зуд под повязками – чешутся заживающие плечо и бок. Мешает охранник, торчащий у двери и не сводящий с меня глаз: Рой Мустанг должен был дожить до суда, а теперь должен дожить и до казни. Мешают мысли… Игра окончена. Я проиграл. Фюрер выиграл… Я остался один. Совершенно один. Хавок и Армстронг расстреляны как зачинщики мятежа на севере… Фьюри, Бреда и Фарман… этим повезло – они погибли в бою... Старший лейтенант Хоукай… Лизу я застрелил сам – это последнее, что я мог сделать для нее. Я виноват в смерти моих подчиненных… Единственных близких мне людей… Они верили мне! Верили! И пошли за мной до конца. И теперь все они мертвы, а я все еще почему-то жив…
Единственный, о ком я не знаю ничего – Стальной. Его арестовали и привезли в СИЗО военного трибунала одновременно со мной – у военной полиции тоже случаются накладки. Когда меня выводили из машины, у дверей в окружении синих мундиров мелькнули до боли знакомые черная куртка и золотистая косичка. Эд успел обернуться и посмотреть мне в глаза… Я успел улыбнуться этим усталым и немного – совсем чуть-чуть – испуганным глазам…
Как странно… Почему я, никогда не чувствовавший влечения к мужчинам, вдруг испытал это противоестественное запретное чувство? И к кому?! К нахальному мелкому подростку!.. Естественно, я ни разу не позволил себе ни взглядом, ни словом намекнуть Стальному о своих чувствах. И дело не в том, что за такие вещи мне грозил трибунал по статье «мужеложство», «растление несовершеннолетних» и «принуждение к сексуальному контакту с использованием служебного положения»… Поведи я дело с умом, Стальной сам искал бы повод залезть в мою постель, уверенный, что именно ему в голову пришла эта чудесная идея. И, конечно, наши отношения я сумел бы сохранить в тайне… Но даже у армейского цепного пса есть честь. А сломать мальчику жизнь ради удовлетворения своей похоти - по меньшей мере, подло…
От голода скручивает желудок. Смертникам полагается лишь вода – в рукомойнике ее вдоволь. Это практично и дешево – к чему зря переводить пищу на тех, кто уже почти мертв… В Столице и так цены на хлеб взлетели до небес…
Когда за мной приходят, я даже вздыхаю с облегчением. Воистину, ожидание смерти – хуже самой смерти.
- Встать! Лицом к стене! Руки за спину!
На моих запястьях защелкиваются наручники.
- Вперед! Голову не поднимать! Смотреть в пол! – трое конвоиров ведут меня вниз. По пустым мрачным коридорам. Значит, публичной казни не будет. Фюрер не хочет рисковать. Железная дверь. Скрежет несмазанных петель режет слух. Невольно морщусь…
- Лицом к стене! Смотреть в пол! Голову не поднимать! – на глаза мне надвигают черную повязку. Я едва успел мельком увидеть место, где окончится жизнь Роя Мустанга. Бывшего полковника армии Аместрис. Бывшего Государственного алхимика. Бывшего… Как красиво расписывается в романах смерть главного героя: у стены залитого солнцем тюремного двора, лицом к взводу солдат, в элегантно разорванной рубашке и с презрительной улыбкой на губах. В жизни все оказывается проще. Сырой подвал, на бетонной стене бурые потеки и щербины от пуль. Возле железной двери – простой деревянный гроб, и крышка прислонена к стене. Босым ногам холодно на цементном полу.
- Если знаешь какую-нибудь молитву – можешь молиться.
- К сожалению, я – атеист.
- Пошел вперед! – грубый толчок в спину. Теряю равновесие и пошатываюсь. Мешают связанные за спиной руки.
- Лицом к стене! На колени!
- Предпочитаю умереть стоя, - избитая фраза наждаком обдирает пересохшее горло.
- На колени, Мустанг!
Подсечка - и я грохаюсь на колени, разбивая их в кровь. Ч-черт! Больно все-таки… Ничего. Осталось недолго, можно и потерпеть. Какая пошлая смерть! Странно… я даже не боюсь… Чего бояться тому, кто потерял все.
За спиной звук передергиваемого затвора. В затылок упирается дуло пистолета. Последним усилием воли сдерживаю невыносимое желание съежиться.
- Последнее желание, Мустанг? Может, хочешь что-нибудь сказать? Или попросить?
- Я хочу спросить… - с трудом сглатываю, - Что известно о судьбе Стального алхимика? Эдварда Элрика?
Маленькая пауза и словно нехотя:
- Об этом не треплются, но ты-то уже никому не расскажешь… Стального алхимика разжаловали, отобрали лицензию и вышвырнули из армии… Плетей всыпали, конечно, но парень крепкий – оклемался… Поговаривают, пару дней назад они с братом свалили из Столицы и из страны…
- Благодарю, - трудно улыбаться разбитыми губами. Трудно, но возможно. К горлу подкатывает комок, глаза и нос невыносимо щиплет. Мальчик сдержал обещание. «Ни за что не умру раньше вас, полковник!»… Я успел еще услышать щелчок спускового крючка и подумать, что умирать счастливым – прекрасно и совсем не больно…
…- Ну и здоров же ты врать, Джегош! «Плетей всыпали, да отпустили… за границу свалил…» Ты ж Стального щенка сам позавчера расстрелял.
- Пасть закрой, понял! Если я в расстрельной команде, так что, по-твоему, сволочь последняя без понятия?! Мне соврать не трудно, а человеку, глядишь, и умирать легче.
Видел, как он заулыбался? И умер хорошо. Спокойно. Мальчишка-то этот – Стальной – то же самое спрашивал. Только про Мустанга. А как я ему сказал, что того выпороли, да разжаловали в рядовые и на северную границу на поселение отправили - так же улыбнулся. Алхимики – они все извращенцы и психи… Давай, бери за ноги… Крышку на место поставь, да пошли выпьем. Вредная у нас работа, все-таки.
-
-
04.06.2010 в 15:09-
-
10.08.2017 в 15:04